Опера I: "Часть I"

Верлибр не вид или тип текста – это инструмент, при помощи которого образуется текст, и функция его в акте производства текста заключена в том, что он освобождает правило от самого себя, или иначе – в самом себе преобразует правило из силы ограничивающей в силу формирующую.

Верлибр двуипостасен. В реальности он снабжает сознание особого рода контактом (оптическим, акустическим, смысловым, этическим) с зоной свободных коммуникаций, то есть с зоной тех связей, где возрождается призрачная телесность раскрепощённой субъективности, тех особых замет – накоплений пережитого – осознанного из чего образуется, отбирается то самое вещество, которому предстоит переправиться, вернее, переродиться в помыслы художественной вселенной.

Итак, верлибр – это особый дух – освободитель, сопроводитель, верз, под чьим присмотром и воздействием след в след призрачная телесность субъективно ориентированной реальности недоступная ограничениям отправляется в текст.

Я радуюсь скрещению мозгов

То есть тому случайному совмещению

В противогазном ожидании

Чужого творчества

Когда совместное кипенье нервов

В предчувствии неотвратимого самопроявления

Пуще смерти

Подчиняясь инерции аритмии

Мы дрожливыми сердцами

Уходим в пятки общества

Там пережидаем языкастый огонь

Закаляющий очередных Ахиллесов

Все мы смотрим друг на друга

Из гробов воображаемого

Недобитые Носферату

Нечего надеяться на другого

Сам себя укокошь

В откровении декламации

Обнажив осиную талию смысла

Заядлый любитель противоядий

Действительный мастер отсоса

Беспардонный Каин-акын

В чувстве

Осинка уже повзрослела

И скоро отколет такое

Что мяукать будем ритмично

Новорождённые котики

И если вовремя нас не утопят

Вот тогда воплотимся

В рифму

Когда

Он бьёт тебя

Промеж

Мазох

Не промах

Не промажь

Распоясавшаяс ярасчленёнка жаждущая жизни неосмотрительно окроплена живой водой раскрепощённого времени да здравствует люмпениада.

Не переломить

Не перешибить

Люди врастают в кровь

Лютый Лютер в Давида голиафнул

Придурковатый тип

И всё в нём столь не прямо

В очередной раз влип

В разборки с этим малым

Бессмысленным концом

Завесой мрака

Прахом

В котором веса нет

Но силы есть

На драку

И нету ему счёта

Да надо быть глупцом

Чтобы напасть на чёрта

Но вот он предо мной

С улыбочкою подлой

И рифмочкой на ой

В которой вой бесплодный

Он оглупил

Мой пыл

Сам упрощусь

В пращу

Но в эту морду пыли

Камень запущу

В гущу пыли

Камень запущен

Стих стих

Незрячих ща

Выращивая лес

Из гущи языка

В который влез

Случайно

Не стоит обольщаться

Во внутри пупка

Опыты пути

Изкорёж глотком

Капельную зону

Искренний капздец

Каланчовый крен

Талый туликдрыни

И заёмный сдвиг

Стой на месте Дримс

Между двух один

Космос лёг костьми

В наши лёгкие

Сны незрелые

Стыдобой борьбы

Всё посверкивают

Вкушающий

Вкушает искушенье

Внушающий

Внушает нам

Внушенье

Берёт берущий

У дающего

Даванье

Бегущий

Догоняет расстоянье

Дримс

Пробираясь сквозь апории

К опоре свободной речи

Что резвится на просторе

Бессмыслицы

Сквозь гулких связей вязь

Забылся наконец глубоким сном

В котором вдруг

Словно зайдя с изнанки

Наткнулся на нетленные останки

Великого когда-то слога ОМ

Коснувшись их московским языком

Он ощутил могучий ток вибраций

Мерцание сознаний нерождённых

То есть бессмертных и предупреждённых

Заранее об угасанье майи

Проникнувшись всем ужасом конца

Ещё недоиспытанных иллюзий

Забыв Творца и разум

Бедный лузер

В последней экзальтации ума

Стал голосить АУ АУМ АУМ

И мог бы так совсем свихнуться

Пока не снизошла к нему

Богиня Шакти

И сама

Не прекратила этот шум

И не заставила проснуться

У лузера

Есть лазер линза луза

Волшебные вещички моряка

Играет лузер

В Робинзона Крузо

Среди толпы

В себе лелея дурака

Единственного спасшегося в шторме

Крутого позитива

И всезнайку

Всегда готового

Опять создать по форме

Цивилизацию

Чуть подлатав морзянку

Но из пробитого экрана

Мне город посылает вдруг

Знак в виде крика хулигана

Напоминаньем Божьих мук

Приоткрывая откровенье

И обостряя слух и взор

Он формулирует знаменье

Включая этот крик в узор

И я мгновенно сознаю

Всю дикость собственных амбиций

И ограниченность свою

Животный вопль и эти птицы

Мне объясняют мой позор

И я вливаюсь в общий хор

Чтобы о парне помолиться

И трепет крыльев

При невидимом

Условье

Того что слух

Улавливает трепет

Артикуляция опровергает лепет

И прячущийся смысл

Выходит в свет

Проявленному

Наступает время

При том что времени

На просветленье нет

Присутствие не присоединимо

К тому

Что невозможно различить

Но в каждом гоне

Есть погонщик и гонимый

И в каждом крике

Тот кто им кричит

Скончался в корчах

Век воображал

Настало время

Калек подражал

Талант калека

Даже ты подорожал

Коли не смог жить по воле Его

Недостижимый теперь для себя самого

Служи отраженьем

Чужих форматов

Калька малёк

Приживала прижатый

Жёстким лекалом новых

Властителей фараонов

В срединное царство

Очередной перебежчик

Мышиной мерцающей прытью

Переписчика властное кресло

Наполнивший плотью

В беспамятство впавшего тела

Жертва отрыжек ночных

И подсчётов

Тайный погонщик

Циферек мутных и скользких

Всегда норовящих

Умчать в лабиринт беспредела

Зачем ты на Дримса напал

В коридоре Дворцовом

С речью казнящей

За незванныйнезданный неизданный

Вовремя труд

Который уже никогда

Не будет закончен

Ибо

Дримс буквально за несколько дней выпустил наружу всю скопленную молодость. Жизнь в нём выпуклилась настолько, что дальше только самоубийство. Процессы в чувствах и в мыслях были не то что остановлены, но сглажены.

Ибо

Опыт мышления уже неоднократно приводил его к опустошённости.

Высказанное, выписанное промывает сознание, но и только.

Сделанное, вообще, не примыкает к существованию, скорее требовательно подчиняет себе время, чтобы потом отбросить за ненадобностью.

Жить внутри отброшенного времени тяжко, но полезно – безделье глушит миражи, обновляя чувства.

Удивлять других стремятся дураки, не успевшие разобраться в природе желаний, или расчетливые трусы, старающиеся закрепиться в обществе. Остальные живут по инерции, в иллюзии соответствия тем или иным недолгим истинам.

Тем временем тело само укрепляет свою власть над духом при помощи разложения и ужаса старения.

Кто согласится влачить свои дни в гниющих одеждах…