конец прекрасной эпохи

Конец прекрасной эпохиПотому что искусство поэзии требует слов,

я — один из глухих, облысевших, угрюмых пословвторосортной державы, связавшейся с этой, —

не желая насиловать собственный мозг,сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск

за вечерней газетой.Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал

в этих грустных краях, чей эпиграф — победа зеркал,при содействии луж порождает эффект изобилья.

Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя, —

это чувство забыл я.В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,

стены тюрем, пальто; туалеты невест — белизныновогодней, напитки, секундные стрелки.

Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей —

деревянные грелки.Этот край недвижим. Представляя объем валовой

чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.

Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.Даже стулья плетеные держатся здесь

на болтах и на гайках.Только рыбы в морях знают цену свободе; но их

немота вынуждает нас как бы к созданью своихэтикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.

Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.

Кочет внемлет курантам.Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,

к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.

И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут —

тут конец перспективы.То ли карту Европы украли агенты властей,

то ль пятерка шестых остающихся в мире частейчересчур далека. То ли некая добрая фея

надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.Сам себе наливаю кагор — не кричать же слугу —

да чешу котофея…То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,

то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,

паровоз с кораблем — все равно не сгоришь от стыда:как и челн на воде, не оставит на рельсах следа

колесо паровоза.Что же пишут в газетах в разделе «Из зала суда»?

Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,

как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;но не спит. Ибо брезговать кумполом сны

продырявленным вправе.Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те

времена, неспособные в общей своей слепотеотличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.

Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,

чтоб спросить с тебя, Рюрик.Зоркость этих времен — это зоркость к вещам тупика.

Не по древу умом растекаться пристало пока,но плевком по стене. И не князя будить — динозавра.

Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора

да зеленого лавра.