Огпу

Это было в 34-ом году, Золотые дни моей жизни, да и всего ОГПУ. Дашка была расстроена, выпал из окна кот, Ирка Строева две недели как сделала аборт. Я мотался по городу, в основном по рабочим делам, Работы было по горло, косили врагов по тылам, Двадцать выездов в сутки, Тридцать выездов в сутки, И почти в каждом доме притаились какие-то суки... И вот как-то ночью волочим какого-то блядского попа, Черный ход заколочен, а у подъезда как назло толпа. Тихомиров, вперед! В чем дело? Даешь проход! Он делает шаг — и в туже секунду грохот в ушах! И яркая вспышка, и крик, И щекою скребу холодный пол, Что-то горит внутри, Не могу нащупать затвор, Тихомиров рычит: Терпи!; сквозь дым стреляет прямо во двор Раз! Два, три! — Поповский сын убит в упор Неужели этот мелкий шкет рванул взрыв-пакет, Не могу поверить, бред, парню семь лет! Поднимают меня, волокут в машину, Кровь течет в штанину, Кто-то кричит: Наложите шину!; Кто-то уже смотрит мимо... До утра пролежал без сознания, в семь Всем показалось, подох совсем, Приехал начальник особого отдела, Оглядел меня как тело, спросил, в чем дело, А потом вдруг добавил, Выставив всех врачей нахер: Да все нормально, парень! Вылечим, не робей, нахер! Ты гордость ОГПУ, заморозим тебя в спецгробу, Проснешься в 2015 году, назло врагу, Там медицина будет круче на круг, Электронная машина, лазерный хирург, Сошьют тебе кости, не бзди, Органы безопасности сумеют бойца спасти! Привезли на место, если честно, Я уже был как тесто. Заложили в гроб, там тесно, еле фуражка влезла, Потом всё вроде как завертелось в хоровод — Прощай, моя советская родина! Тридцать четвертый год! Прощай, товарищ Ягода, хороший ты человек! Как миг пролетели годы, и вот двадцать первый век, Операция без боли, потом два месяца в санатории, И вот я и будто дома, в родной конторе я! И да, скучаю невольно по всем кто остался там, Слава Богу, работы по горло — враги опять по тылам, Двадцать выездов в сутки, Тридцать выездов в сутки, И здесь в каждом доме Притаились какие-то суки